Машков Илья Иванович 

Ilya Mashkov

(1881 - 1944)

Экспонированное на первой выставке "Бубновый валет" (1910) огромное полотно И. И. Машкова "Автопортрет и портрет Петра Кончаловского" ошеломило многих. В полуобнаженных фигурах музицирующих силачей с грубо размалеванными телами и шаровидными бицепсами присутствовала та доза эпатажа, к каковой русская публика в ту пору еще не привыкла. Картина и была задумана как манифест нового подхода, предлагаемого новым выставочным сообществом.

Рисунок Бориса Григорьева

Скандальная слава вообще сопутствовала молодому Машкову - азартному и предприимчивому самородку, набравшемуся жизненного опыта "в людях" (работая в лавках у торговцев), прошедшему "университеты" в европейских музеях, но изгнанному в 1909 г. из стен МУЖВЗ. Впрочем, еще обучаясь, Машков с большим успехом учил сам - его студия (1904-17; в 1925 преобразована в Центральную студию АХРР) была самой дорогой и одновременно самой посещаемой в Москве.

Поразив зрителей и критиков "варварским" напором своей живописи на выставках "Золотого руна" и "Салона Издебского" (1909-10), Машков нашел свое место среди художников, составивших общество "Бубновый валет" (П. П. Кончаловский, А. В. Лентулов и др.). "Валеты" утверждали материальность мира и "низкого" предмета; щедрость и мажорность машковской палитры, изобильность его натюрмортных постановок оказались созвучны программе объединения.

В стремлении вернуть искусство "с небес на землю" художники этого круга ориентировались на "ремесло" - уличную вывеску, поднос, лубок. Машкову такое ремесло было родным с детства, и примитивизм его натюрмортов и портретов - самый простодушный и подлинный ("Ягоды на фоне красного подноса", "Натюрморт с ананасом", оба 1908; "Портрет мальчика в расписной рубашке", 1909; "Автопортрет", "Портрет дамы с фазанами", оба 1911, и др.).

Яркое начало стало одновременно "звездным часом" художника - к середине 1910-х гг. его живопись утрачивает дерзкую стихийность, зато возникает вкус к фактуре вещей, и сами эти вещи делаются "избранными", драгоценными. Гиперболизм являет себя уже не только в масштабе полотен, не только в "богатырстве" плодов и грузности женских тел, но и в антикварном богатстве натюрмортных и интерьерных сюжетов ("Натюрморт с парчой", 1914; "Натюрморт с фарфоровыми фигурками", 1922, и др.).

Пристрастие к материальному миру, естественно, приводит Машкова в классический лагерь: в 1920-е гг., в ситуации противостояния "левых" и традиционалистов, он оказывается среди последних и, в отличие от друзей-"валетов", вошедших в 1928 г. в Общество московских художников, связывает свою судьбу с АХРР. В тематической программе АХРР существовала установка на одическое прославление прекрасного настоящего, куда вписывались съестные "апофеозы" художника ("Хлебы", "Снедь московская. Мясо, дичь", обе 1924). Академический идеал советской живописи выглядит сбывшимся в его натюрмортах 1930-х гг. ("Ананасы и бананы", 1938; "Клубника и белый кувшин",1943). Но слишком многое из созданного им в поздний период - ниже его возможностей, и, видимо чувствуя это, с середины 1930-х он подолгу живет в родной станице, уклоняясь от участия в общественной и художественной жизни столицы. Новое, триумфальное открытие живописи Машкова случится позднее, в связи с общим интересом к искусству 1910-х гг. И в сознании потомков он останется одним из самых ярких художников того времени.

_______________________

Илья Иванович Машков родился 17 июля (29 июля по новому стилю) 1881 года в казачьей станице Михайловской Хоперского округа Войска Донского (ныне Урюпинский район Волгоградской области). Его прадеды и по матери и по отцу, Андреевы и Машковы, пришли на Дон из Рязанской губернии в двадцатые годы XIX века. Его дед по отцовской линии занимался торговлей и имел небольшую лавочку, с материнской стороны родственники Машкова все занимались ремеслом – его прадед был горшечником, дед, братья матери и их дети – все плотники или столяры. 

       Маленький Илья довольно часто и подолгу гостил у дедушек и бабушек, определенно предпочитая дом Андреевых, где были веселые желтые стружки, запах дерева, пение пилы, какие-то чертежи, инструменты. Мальчик был восхищен миром вещей, которые делались умелыми руками его деда, дяди, двоюродных братьев и многому у них научился. Очень рано проявилась в нем целеустремленность и уверенность в своих силах и возможностях. 

       В 1889 году Машков начал учиться в трехклассной приходской школе (первый год – в станице Михайловской, затем – на хуторе Сычеве). Нельзя сказать, что он был очень прилежным учеником, но именно в школе Илья начал рисовать. Вначале это были копии с иллюстраций из журнала «Нива», затем начались «самостоятельные работы: «он рисовал птиц, зверей, пробовал делать портреты, «сочинения» на архитектурные темы – придумывал и рисовал различные типы церквей. 

       В 1892 году учеба в школе закончилась, а Илью отдали «в люди», вначале в станицу Филоновскую, «мальчиком» в лавку торговца фруктами и бакалейным товаром, а через полгода в город Борисоглебск Тамбовской губернии. Работа «мальчика» в лавке практически не оставляла свободного времени, однако, как только освобождался час, Илья рисовал – сначала для себя, позднее, когда хозяин заметил его способности, он стал делать «плакатики и объявления» для магазина, в которых надо было сочетать текст с декоративным изображением предметов. 

       К шестнадцати годам Машков вполне ясно осознавал в себе тягу к живописи. По газетному объявлению выписал он себе «ящик красок», кисти, но работал самостоятельно, по-прежнему копируя картинки из журналов. Эти работы случайно увидел учитель рисования Борисоглебской мужской гимназии Н.А.Евсеев, выпускник московского Училища живописи, ваяния и зодчества, и предложил юноше начать заниматься с ним рисунком и живописью. Машков вспоминал, что был чрезвычайно удивлен тем, что рисованию можно учиться, и что художник – это профессия. Встреча с Н.А.Евсеевым определила дальнейшую судьбу Машкова. Первым делом необходимо было научиться академическому рисунку, и Евсеев начал занятия с копирования работ старых мастеров, затем они перешли к гипсам. Кроме того, они много гуляли вместе, и во время этих прогулок не только беседовали об искусстве, но Илья учился наблюдать натуру, выбирая мотивы для своих этюдов. 

       Летом 1900 года Машков приехал в Москву, выдержал экзамены и был зачислен в студенты Училища живописи, ваяния и зодчества в класс К.Н.Горского и А.М.Корина. «С огромной жадностью и интересом впитывал я в себя московскую жизнь, людей, культуру…Я почти не выходил в тот первый год из музеев. Я изучил все уголки в Третьяковке и Румянцевском музее... Из выставок молодых художников на меня производили уже тогда впечатление произведения К.Коровина и Грабаря» – вспоминал художник. Машков занимался с огромным увлечением и старанием, «с упорством зачарованного». Уже со второго года обучения рисунки с гипсов стали неотличимы от лучших работ его товарищей по классу. Кроме академических классов, Машков занимался также в пейзажной мастерской у Ап.М.Васнецова, причем, пейзажи его регулярно экспонировались на ученических выставках, и именно за них он получил премию имени И.И.Левитана. Но сам Машков не был удовлетворен этими работами. Он осознавал, что лишь усваивает ту или иную манеру, овладевает изобразительной схемой. Схема осваивается, а собственной индивидуальности в ней нет места. Спасение он искал в педагогической деятельности, которая отнимала у него практически все время и энергию. Началось с того, что в Училище ему, как талантливому, но нуждающемуся ученику, предложили вести уроки рисунка. Продолжением этих уроков стала частная студия Ильи Машкова. Она открылась в 1904 году, постепенно набирала силу и популярность в Москве. Машков познакомился с А.Н.Михайловским, большим любителем старой живописи, который вскоре тоже стал преподавателем студии. Эта встреча помогла Машкову по-новому взглянуть на искусство: увидев, не без помощи Михайловского, произведения классического искусства как живые образы натуры, Машков смог избавиться от навязываемых школьной выучкой схем, свобода и отсутствие условностей в живописи великих мастеров дали ему смелость быть самим собой. Классическое искусство пробудило у него желание вновь взяться за кисть, возобновить занятия в МУЖВЗ, в мастерской Коровина и Серова. В 1907 году состоялось знакомство Машкова с П.П.Кончаловским, молодым художником, сыном известного издателя и переводчика, зятем великого Сурикова. Это знакомство, переросшее в многолетнюю дружбу, определило дальнейшую судьбу художников, оказавшихся единомышленниками в искусстве. Именно Кончаловский помогал Машкову разработать маршрут его первой поездки за границу в 1908 году – с марта по август Машков посетил 17 городов Франции, Германии, Австрии, Испании, Италии. Как несколькими годами ранее он открывал для себя «живые» произведения западноевропейских мастеров в петербургском Эрмитаже, так «впитывал» он в итальянских и испанских городах знаменитые работы великих живописцев прошлого, а в Париже изучал не только классическое искусство, но и новейшую живопись. В какой-то момент пиетет по отношению к творчеству знаменитых мастеров сменился профессиональным интересом к их техническим и технологическим приемам, композиционным решениям с тем, чтобы использовать достижения своих предшественников в собственном творчестве. 

       Вернувшись в Москву, Машков продолжил занятия в Училище живописи, ваяния и зодчества, в натурном классе, где преподавали К.Коровин и В.Серов. И здесь важно отметить новое состояние, в котором пребывал он, ощущая себя уже не учеником или дилетантом, но художником. Кроме того, необходимо отметить, что именно в это время произошло знакомство и началось сближение Машкова с М.Ф.Ларионовым, А.В.Лентуловым, А.В.Куприным, В.В.Рождественским, Р.Р.Фальком и другими молодыми художниками левого направления. 

       Конец 1900-х годов – время, когда Машков начинал активную выставочную деятельность. В 1909 году он принял участие в выставке «Нового общества художников» (НОЖ) в Петербурге, стал экспонентом «Золотого руна», участвовал в Салоне Издебского, проходившем в конце 1909 – первой половине 1910 года. 

       Выставки «Золотого руна», на которых работы Машкова соседствовали с полотнами новейших левых художников, как русских, так и французских, принесли ему известность в художественных кругах Москвы. Холсты Машкова были встречены таким градом насмешек публики и критики, что Давид Бурлюк, сам большой любитель скандального успеха, был вынужден признать, что наибольшей славы, «в смысле ругани», добился Машков. 

       Настоящий успех пришел к Машкову на выставке Салона Издебского, проходившей в Одессе, Киеве, Петербурге и Риге. На ней выставлялось свыше десяти его работ (в Петербурге их было 17). Критик С.Маковский в статье, посвященной этой выставке, отмечал: « … москвич Илья Машков… бесспорно самый сильный и убежденный из наших «революционеров», а если уступает Матиссу и Ван Гогу в четкости красочного рисунка и в умении «гармонировать» диссонансы, … то самим цветом может соперничать с любым лауреатом крайнего модернизма. Как русский, как «московский варвар», он еще склонен утрировать, но в этом варварстве есть какая-то убедительная острота». В 1910 году Машков выставил две работы на «Осеннем салоне» в Париже, и одна из них была приобретена в знаменитое собрание И.А.Морозова. Это картина «Фрукты на блюде (Синие сливы)». И композиция, и колорит ее заставляют вспомнить выразительную красочность расписных подносов и лубочных картинок. На первый план выходит живописная фактура, красота собственно живописи: не реальный цвет натуры, зависящий от источника освещения или времени суток, но цвет открытой краски, лежащей на холсте. 

       Именно в мастерской Машкова в Харитоньевском переулке летом 1910 года произошла историческая встреча, результатом которой стало создание объединения художников со странным названием «Бубновый валет». А.В. Лентулов, уже выставлявшийся вместе с Машковым в нескольких выставках, пришел к нему, чтобы познакомиться с П.П. Кончаловским, только что вернувшимся из Испании, и обсудить возможность объединения молодых художников. 

       Вся осень 1910 года проходила в лихорадочной подготовке этой выставки. Машков вспоминал: «Нам хотелось своей живописностью разгромить весь мертвонаписанный мир, … нам тогда важно было, чтобы наш живописный язык звучал как орган, оркестр, трубный хор голосов здоровых людей». Лентулов с Ларионовым долго и мучительно придумывали название выставки и, наконец, решили назвать ее «Бубновый валет», «что не символизирует ничего, но скорее вызвано лишь теми соображениями, что слишком много в то время и изощренно придумывали разные претенциозные названия: «Венок-Стефанос», «Голубая роза», «Золотое руно» и прочие. Поэтому как протест мы решили, чем хуже – тем лучше, да и на самом деле, что может быть нелепее «Бубнового валета»?» Машков тоже участвовал в выборе имени для будущей выставки: «Мне же нравилось это название тем, что я представлял арестанта, на спине которого был бубновый знак. Мне казалось, что этот бубновый арестант не должен в то время никого признавать, ничего не бояться». 

       В последние дни накануне выставки Машков почти не появлялся в доме Экономического общества офицеров на Воздвиженке, где все готовилась к открытию, назначенному на 10 декабря 1910 года. Он дописывал свой «главный» экспонат, до настоящего времени считающийся классическим образцом картины «Бубнового валета». Участник выставки вспоминал: «…зрителям представилось зрелище настолько неожиданное, что первое время трудно было сообразить, что сие произведение означало. Изображены были два голых человека исполинских размеров, одетые в трусы, смуглого черного цвета, с мышцами, как у борцов, с выпученными глазами, посаженные на длинный диван; на полу лежали штанги и гири. Эти два человека оказались: один – сам Илья Иванович и другой – П.П.Кончаловский. Вещь была написана хлестко, талантливо…» Машков и Кончаловский, как, впрочем, их соратники по «Бубновому валету», очень увлекались в то время атлетической гимнастикой и борьбой. 

       Кроме этой работы Машков экспонировал на выставке ряд натюрмортов и портретов. «Портрет Варвары Петровны Виноградовой» может служить образцом портретного жанра «Бубнового валета». Машков полностью подчиняет модель своим живописным задачам. Это не индивидуальная характеристика портретируемого, а создание живописно-орнаментальной композиции, где художника одинаково занимают и его модель, и фон, на котором она располагается, не случайно бытование второго названия этой картины – «Женщина на фоне обоев». Похожее отношение к модели демонстрируют и портреты Е.И.Киркальди и Ф.Я.Гессе, более известный как «Дама с фазанами». Художник создает гротесковый образ «красавицы», который сложился в городском мещанском лубке начала ХХ века. 

       Середина 1910-х годов – время, когда дарование Машкова раскрывается в полной мере. Его работы экспонируются на выставках в России и за границей. В 1915 году в Третьяковскую галерею с выставки «Художники – товарищам воинам» были приобретены два произведения Машкова – натюрморты «Камелия» и «Тыква». В 1916 году художника избрали в члены общества «Мир искусства», участвует в «Выставке современной русской живописи» в Петрограде, где ему был отведен целый зал. 

       1917 год стал для Машкова, как и для многих его современников, годом больших надежд. Можно вспомнить В.Маяковского: «Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя Революция!» Перед искусством сразу же возникли новые задачи, и в первую очередь ответить на запросы новых зрителей, приобщить к культуре невиданные прежде массы людей. Многие художники работали в государственных органах, призванных осуществлять новую культурную политику. В 1917 году Машков стал членом президиума Совета организаций художников Москвы (бюро этого Совета размещалось в его мастерской); принимал активное участие в работе комиссии по выработке проекта нового устава Московского училища. В 1918 – избран членом Коллегии ИЗО Наркомпроса; с сентября начал преподавать в II Свободных государственных художественных мастерских (бывш. Московское училище живописи, ваяния и зодчества) 

       Машков в начале двадцатых годов своим творчеством старался доказать, что и в новом государстве надо сохранить искусство живописи. При этом живопись Машкова по-прежнему не копирует, но изучает природу. В его картинах все подчинено целостности живописного решения. В 1923 году Машков и его соратники по «Бубновому валету» проводят «Выставку картин», которая доказывает, что станковая картина по-прежнему жива. В 1924 году Машков создал картины «Снедь московская. Мясо, дичь» и «Снедь московская. Хлебы», ставшие классикой советской живописи. 

       В 1924 году Машков участвовал в XIV Международной выставке в Венеции и в «Выставке русского искусства» в США. 

       В середине 1920-х годов Машков много работает в Крыму (Бахчисарай, Гурзуф, Артек, Ливадия, Дюльбер, Симеиз), пишет пейзажи, портреты; в 1925 становится действительным членом общества «Московские живописцы», в 1926 - вступает в члены АХРР; в 1927 – совершает поездку в Грузию и Армению; участвует в ретроспективной выставке художников группы «Бубновый валет» в Третьяковской галерее 

       В 1928 году Машкову было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств» РСФСР. В том же году он стал членом-учредителем Общества московских художников, в состав которого входит основное ядро бывшего «Бубнового валета»: Куприн, Машков, Рождественский, Фальк, сохранившие свое пристрастие к живописности и не утратившие свежести и полнозвучности палитры. В 1932 году был образован Союз Советских художников и Машков был избран в правление его Московского отделения, но, по-видимому, эта должность тяготила художника. Не случайно в начале 1930-х годов он все больше времени стал проводить далеко от Москвы, в своей родной станице Михайловской. Приехав туда после долгого перерыва в 1930 году, художник был поражен изменениями, произошедшими за время его отсутствия: «На всем лежала печать разрушенности, одичалости, заброшенности». Машков, преодолев первое тягостное впечатление от состояния разрухи, решает помочь своим землякам попытаться вернуть былую благодать этих мест. Он обратился к жителям Михайловской, предложив преобразовать станицу в образцовый агро-городок, где жители будут не только работать на полях, но и объединятся вокруг создания Дома социалистической культуры, своеобразного культурно-просветительского центра, клуба нового типа, который был открыт 7 ноября 1931 года. В записках Машкова перечисляются в качестве составляющих ДСК: кинотеатр, библиотека, краеведческий музей, колхозный университет, радиоузел, техническая станция, ботанический сад, дом отдыха для колхозников. Надо сказать, что, несмотря на всю утопичность этого проекта, Дом социалистической культуры работал в тридцатые годы с полной нагрузкой, и, безусловно, сыграл большую роль в просвещении местного населения. А Машков, кроме того, что был вдохновителем и главным организатором клубной работы, устраивал там регулярно свои выставки, на которых экспонировались портреты односельчан, пейзажи и натюрморты, написанные в Михайловской. Эти выставки оказались во второй половине 1930-х годов почти единственной возможностью показать свои новые работы. Дело в том, что официальная критика дружно осуждала Машкова за нежелание написать «настоящую революционную картину». Единственной серьезной «официальной « работой того времени стала серия панно для банкетного зала гостиницы «Москва». Во второй половине 1930-х годов Машков принимал активное участие в создании Ново-Абрамцевского поселка художников, входил в состав его правления, подолгу жил в своем дачном доме, писал там натюрморты и пейзажи. 

       Во время Великой отечественной войны Машков не уезжал в эвакуацию. С января 1942 года в госпитале в Лефортове писал и рисовал портреты раненых и сотрудников госпиталя, устраивал там выставки своих картин и рисунков. За эту работу он был награжден почетной грамотой Военного совета Московского военного округа. 

       20 марта 1944 года Илья Машков скоропостижно скончался на даче в Абрамцеве и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. 

       Первая персональная выставка работ Ильи Машкова состоялась в Москве и Ленинграде только в 1956 году.

Источник: http://files.school-collection.edu.ru/dlrstore/2cc102f9-d811-40b6-b7b3-5ea33b35aaef/Mashkov_biogr.htm