Мурашко Александр Александрович 

Мурашко Олександр 

Murashko Alexander

(1875 - 1919)

Родился Мурашко в Киеве. Он был внебрачным и не очень желанным ребенком. 

Мать Саши – Мария Ивановна Крачковская, дочь священника - была в услужении, поэтому сына отправила к родственникам в местечко Борзна на Черниговщине, где Сашу воспитывала бабушка. 

По одним источникам, его мать жила невенчанной с мастером иконостасов Александром Мурашко, поэтому фамилию отца мальчику дать не могли, с рождения он носил фамилию Крачковский. И лишь спустя 16 лет после его рождения родители поженились, так что родной отец приходился ему кем-то вроде отчима. По другой версии, Александр Иванович Мурашко и был отчимом Саши. В общем, ясно, что ничего не ясно. 

Эту тайну, окружавшую Сашу с детства, раскрыл в своих воспоминаниях его друг, художник и искусствовед Николай Прахов, сын знаменитого Адриана Прахова — археолога, историка искусств, критика, автора одной из первых публикаций о Тарасе Шевченко-художнике. 

Позже мать с отчимом переехала в Чернигов, где тот открыл небольшую иконостасную мастерскую. Именно в ней Саша получил первый опыт рисования.

В детстве мальчик был очень застенчивым, он даже чуть-чуть заикался.

Саша учился в духовном училище и помогал отчиму в мастерской, особенно охотно, если это касалось иконописных работ. 

Мастер иконостасов и резчик по дереву Александр Иванович Мурашко был родным братом художника Николая Мурашко — известного киевского живописца и педагога.

Н.И.Мурашко - основатель и бессменный руководитель «Рисовальной школы Н.Мурашко», из которой вышли художники Н.Пимоненко, С.Костенко, Г.Дядченко, И.Ижакевич, в ней учились Г.Светлицкий, М.Жук, В.Замирайло, Ф.Красицкий и даже В.Серов и К.Малевич. 

Именно от брата, который жил в то время в Киеве, Александр Мурашко узнал о предстоящих больших реставрационных работах в восстановленном Владимирском соборе в Киеве.

В 1888 году Александра Ивановича Мурашко пригласили принять участие в отделочных работах в соборе. 

Семья переехала в Киев, где отчим открыл свою иконописную мастерскую и получил подряд на грунтовку стен и позолотные работы, а позже — и на изготовление церковной мебели. Верхние, мраморные, колонны иконостаса делались в Италии, а нижние, деревянные, в мастерской Мурашко. 

В Киеве парня отдали в гимназию. «Учился я плохо, тянуло уже тогда к занятию искусством, а рисовальная школа дяди Николая Ивановича казалась недосягаемым раем, — напишет художник много лет спустя Николаю Прахову.

С семьей Праховых была связана вся дальнейшая жизнь Александра Мурашко — и творческая, и личная. В пятнадцать лет он вошел в эту семью — худой, длинный, лохматый, застенчивый мальчик Саша Крачковский.

Он часто прибегал к профессору истории искусств Киевского университета Адриану Викторовичу Плахову, который руководил проектом, за чертежами деталей иконостаса и мебели, выполняя поручения отца, в то время — еще отчима. Прахов снимал с семьей квартиру на углу Большой Владимирской и Большой Житомирской в доме 11/6, сохранившемся до наших дней (на первом этаже там нынче аптека). А мастерская Мурашко располагалась напротив, в доме под номером 8 (там теперь многоэтажный дом с гастрономом).

Отчим забрал мальчика из гимназии и отдал в учение своему старшему мастеру, иконописцу Науменко, чтобы подготовил из него «пристойного богомаза». Началась суровая жизнь при мастерской.

Наблюдая за росписью Владимирского собора, Александр познакомился с такими мастерами как Виктор Васнецов, Михаил Нестеров, Михаил Врубель, принимавшими участие в росписях собора. 

Тогда и заметил впервые многообещающего юношу Виктор Васнецов, разрешив ему копировать свои образа, уже оживающие на стенах Владимирского собора. Понемногу юный художник даже втянулся в эту работу. «Все же это была живопись, а не столярное ремесло» - напишет он позже. 

Но хотелось не копировать, а писать свое, а главное — учиться. И не где-нибудь, а в Санкт-Петербургской Академии художеств! 

Кстати, именно Васнецов посоветовал Мурашко поступать в столичную Академию. 

Но для этого нужна была солидная подготовка. Уже тогда Саша стал бегать на занятия к своему дяде, Николаю Ивановичу Мурашко, в открытую им рисовальную школу. 

Здесь-то и возник конфликт с отцом, который отдал сына на обучение к иконописцу, а о занятиях и об академии и слышать не хотел. 

Один из журналистов даже написал, что отчим в будущем видел Сашу либо священником, либо коммерсантом. Если бы строгий отчим мог предположить, как пасынок прославит его фамилию, он, наверное, был бы к нему добрее. 

Борьба характеров привела к ссоре с отчимом и к тому, что пятнадцатилетний Саша просто ушел из дому, решив самостоятельно зарабатывать деньги на учебу.

Самостоятельная жизнь оказалась ой как не легка. Пришлось жить впроголодь, работая грузчиком на баржах, ночуя где придется – в мастерских, в соборе, а часто — на баржах, на плотах, в кустах, прямо на склонах Днепра. Вместе с босяками, на «кукушкиной даче», как шутил спустя годы. 

Даже крепкий молодой организм не выдержал, Александр простудился и тяжело заболел.

Дал знать отчиму, но тот не предложил помощи, даже не проведал больного. 

Когда выздоровел — пришел к Адриану Прахову за советом и с просьбой о поддержке. 

«Мне бы немного денег, поживу в деревне, поправлю здоровье, поработаю, а осенью поеду поступать». 

— «Сколько ж тебе надо?» — поинтересовался Адриан Викторович. 

— «Думаю, рублей тридцать хватит», — сказал смущенный юноша. 

Прахов дал больше. Васнецов тоже дал денег на лечение.

В дальнейшем они и родной дядя Николай Мурашко всячески поддерживали будущего художника. Они и пристыдили отца, уговорили его узаконить отношения с матерью Саши, повенчаться, сыграть свадьбу и усыновить своего собственного сына, дав ему свою фамилию. 

Вскоре даже сыграли запоздалую свадьбу, на которой А. Прахов был посаженым отцом, и присутствовала вся мастерская. 

Сохранилась фотография той поры — отец и мать Саши Мурашко. 

Отец высокий, широкоплечий, крепкий мужик с окладистой бородой, типичный мастеровой или купец того времени. Мать — невысокая, тоненькая, нежная женщина Мария Крачковская, тоже ставшая теперь Мурашко. Наверное, от матери у сына и лиризм, и тонкость души, и какая-то особенная незащищенность. А отчим, а теперь – отец, как говорят, по характеру был кремень. 

Андриан Прахов, увидев колоритные персонажи, написанные Александром "с натуры", взятые из окружавшей его действительности во время скитаний, посоветовал ему учиться дальше, что он и сделал, поступив в рисовальную школу своего дяди. А отец, возможно, «под нажимом» таких влиятельных людей, как Прахов и Васнецов, стал оплачивать подготовку Александра к поступлению в академию.

К моменту поступления Александра Школа существовала уже больше десяти лет. Сначала — как частная школа Н.Мурашко, а потом — как городская, попечителем которой был Николай Иванович Терещенко. Он же первое время и финансировал ее, оплачивая труд преподавателей и внося плату за неимущих учеников. Строгая, хоть, может, и несколько консервативная академическая система обучения в школе привлекала не только желающих научиться рисовать, но и многих талантливых людей, мечтающих о поступлении в академию. Плата за учебу была небольшая — шесть рублей в месяц. Для «лиц успевающих и небогатых» эта плата могла быть и понижена. Учеников из бедных семей совсем освобождали от платы.

Для Киева, не имеющего в то время ни одного художественного учебного заведения, «Рисовальная школа Н.Мурашко» была центром, собирающим талантливую творческую молодежь. 

Здесь устраивались выставки, вечера и балы, спектакли. Преподавали, кроме Мурашко, такие известные художники, как Будкевич, Попов, Платонов, Пимоненко, Селезнев. 

Выдающиеся художники России — Репин, Крамской, Поленов, Мясоедов, Ге, Чистяков — постоянно поддерживали рисовальные классы, читали лекции, давали практические уроки. 

В программу занятий входили также история искусств, анатомия и перспектива. Их читали профессора Киевского университета. 

Александр Мурашко стал одним из самых успевающих ее учеников. В этот период Александр буквально жил в школе рисования своего дяди. 

Николай Иванович Мурашко – замечательный художник и педагог оказал колоссальное влияние на формирование молодого дарования племянника, Александр считал его своим учителем. 

Готовясь к вступлению в академию, летом 1894 года Александр жил в селе под Киевом, много рисовал с натуры — людей, оригинальные, как любил говорить, сельские лица, природу, жанровые сценки с натуры, эскизы, этюды, наброски. При всех недостатках его еще робкой ученической палитры эти работы свидетельствовали о незаурядном таланте их автора и могли служить неплохой рекомендацией будущему живописцу. 

С этим творческим багажом, а также с рекомендательными письмами Прахова и Васнецова Александр осенью 1894 года отправился в Санкт-Петербург. 

Он нацелился поступать не просто куда-нибудь, а в мастерскую Ильи Ефимовича Репина, тогда уже классика, ставшего профессором академии, некогда однокурсника, и на протяжении всей жизни друга Николая Мурашко. Кстати, Репин – тоже выходец из Украины, из города Чугуева.

Но в мастерскую Репина поступить не удалось. Домашняя подготовка и рисовальная школа не давали достаточной основы. 

В то время при Академии было открыто Высшее художественное училище (ВХУ), куда и поступил Александр. Жилось ему несладко, денег всегда не хватало. 

Через два с половиной года, в 1896, успешно пройдя общие классы училища, как один из лучших выпускников Мурашко стал вольным слушателем академии – студентом мастерской И. Репина. 

Как позже вспоминал сам Мурашко, Репин не сразу заметил и оценил талант своего нового ученика, земляка с твердым характером, хохла, самолюбиво ищущего свой путь в искусстве, слушавшего учителя, а рисовавшего по-своему.

«Репин стал проходить мимо мольберта, за которым я работал, точно меня совсем не было в мастерской» — рассказывал Александр по приезде в Киев на каникулы. 

Кончилось тем, что, рассердившись, метр отказал земляку в праве работать у него. 

Тогда тот решил перебраться в другую мастерскую, но выбирал — то ли к Мясоедову, то ли к Маковскому. Заручился согласием обоих и уехал домой на этюды. 

Лето работал в деревне, не покладая рук. Осенью возвратился в Академию, зашел к Репину. «Показываю ему свои летние работы, а он так небрежно, как-будто ему и дела нет до меня никакого, говорит: «Брось там под стол, я потом посмотрю, когда будет время, а ты приходи ко мне завтра». Прихожу снова на завтра, а он еще не посмотрел... Страшно мне стало, что теперь со мной будет? Прогонит или нет? «Достань», — говорит мне Репин небрежным тоном. Я достал. Он посмотрел все этюды и сразу переменил тон. Говорит: «Приходите завтра работать». Я был так счастлив, как в тот день, когда меня приняли в классы Академии художеств. А другому профессору и ноги не показал». 

Репин стремился своим ученикам привить любовь к человеку, к его внутреннему миру, учил придавать портрету психологическую емкость и выразительность, переносить на полотно характер портретируемого. 

Уже в годы учения были созданы поэтически тонкие работы – «Портрет девушки», отмеченный академической премией в 1895 году, «Портрет юноши, читающего книгу», «Портрет художника Григория Цисса», «Портрет Зинаиды Евдокимовой» и с нее же — «Девушка в розовой блузке».

Лучшим отчетом о годах учебы стала программная конкурсная работа-картина «Похороны кошевого» (1900). Сюжет был выбран, как дань любви к родине и ее истории, а также не без влияния репинских «Запорожцев».

«Похороны» были как бы продолжением темы — ведь хоронят кошевого, доблестного Ивана Сирко, присутствующего и на картине Репина. Но общий тон картины Мурашко и настроение, в отличие от репинского полотна, — скорбные. И эта скорбь — свидетельство того, как дорог друзьям-запорожцам человек, уходящий в последний путь. 

Особенно выделяется фигура и лицо старика, несущего булаву, символ власти покойного. Есть свидетельства, что для этого колоритного и запоминающегося образа старого казака художнику позировал шестидесятилетний Михаил Старицкий — выдающийся писатель и театральный деятель, автор известной пьесы «За двумя зайцами».

В начале 1901 года Александр Мурашко уезжает за границу, путешествие продлилось три года.

По традиции он посетил Рим и Венецию, но надолго обосновался в Мюнхене и в Париже, где продолжал совершенствовать мастерство, работая в мастерских известных европейских живописцев. 

Как-то еще в Киеве, обсуждая успехи Александра, Адриан Прахов заметил: «Мазила из Саши выйдет великолепный, но ему необходимо дисциплинировать свой талант. А для этого сейчас лучшая школа — мюнхенская. Там и художники собрались солидные, и жизнь скромнее, чем в Париже, где для человека с таким темпераментом, как у Саши, слишком много соблазна». 

То же самое советовал и дядя, ревниво следивший за успехами племянника. Николай Мурашко писал ему, что никто не владеет той дисциплиной рисунка, которой владеют «наши мюнхенцы». Нашими мюнхенцами были те немногие художники, которые раньше учились в знаменитой мюнхенской школе живописи и рисунка в мастерской словака Антона Ашбэ и выставлялись на престижном ежегодном Мюнхенском Сецессионе. Среди них был уже ставший одним из самых знаменитых портретистов России Валентин Серов. 

Самым успешным этапом его командировки стал парижский период. Мурашко удалось удачно синтезировать в своей живописи украинский колорит и отечественные традиции с модными современными веяниями, популярным в то время модерном. 

Походы в Лувр и преклонение перед классической традицией, воплощенной в полотнах Веласкеса он совмещает с посещением парижских кафешантанов. Их обстановка и завсегдатаи дали ему материал для создания новых образов в новой для него импрессионистической манере.

В Париже он пишет серию картин, известную под условным названием "Парижанки" и массу этюдов. Его натурщиками были завсегдатаи кафе и проститутки, напоминающие гротескных див Тулуз- Лотрека, а сюжеты словно фиксировали обычную ночную жизнь парижских кафе и улиц. Главное, что пленяло художника в Париже — был цвет, насыщенность и чистота цвета, позже особенно ярко проявившиеся в его живописи. Это проявились и в нескольких портретах, написанных в Париже. 

Портрет «Девушки в красной шляпе», написанный в 1903 году в Париже, уже свидетельствовал о том, что молодой художник стал зрелым мастером. 

Работы, представленные в качестве отчёта о командировке – «В кафе», «Парижанка», «У кафе», «На улицах Парижа», «Парижское кафе. Три дамы» и другие – составили одну из лучших серий всех живописных полотен молодого художника. 

Парижские картины были выставлены на выставке в Академии и тепло встречены зрителями, а главное, академическими педагогами. Картину «Кафе» Академия приобрела для своего музея.

В 1904 Мурашко вернулся в Петербург. 

Окрыленный первым успехом, Александр примкнул к группе выпускников Академии художеств, которая создала «Новое общество художников». Среди учредителей общества были уже известные живописцы Д. Кардовский, Н. Латри, М. Петров и другие. 

В феврале 1904 года был утвержден устав «Нового общества», и прошла первая выставка.

Затем выставки стали проводиться постоянно, причем в различных городах России. Именно эти выставки сделали имя Александра Мурашко известным российским ценителям живописи.

В 1906 художник написал картину «Карусель», которая считается самой знаменитой картиной Александра Мурашко. Возможно, потому, что она принесла автору мировое признание.

Две девочки на деревянных лошадках, серых в яблоках, как говорят в Украине – «на кониках». Сколько восторга в их лицах, сколько праздничности в нарядах, сколько экспрессии в передаче движения и настроения.

Жанровый эпизод, выхваченный из сельской жизни, перерастает в картине в событие. 

«Мне хотелось, — скажет сам художник, — передать весь вихрь движения карусели, весь блеск ее балаганных украшений, стыдливость и радость деревенских девушек, которые впервые попали в город, накупили себе городских обнов, нарядились и впервые в жизни сели на деревянных коней карусели».

В 1907 году Александр Мурашко вернулся в Киев. А через два года, в 1909-м, свою картину "Карусель" он представил на десятой Международной выставке в Мюнхене. Картина была отмечена Золотой медалью и непосредственно на выставке куплена для Королевской галереи Будапешта.

Имя Мурашко сделалось популярным на Западе. Редакции журнала «Искусство для всех», «Лейпцигские иллюстрированные известия», издательские фирмы в Лейпциге, Берлине и Мюнхене просили разрешения сделать цветные репродукции картины, гарантируя ей почетное место на страницах своих изданий. 

Комитет Берлинской выставки пригласил Мурашко участвовать в ней, а фирма Эдуарда Шульте предложила устроить персональную выставку в Германии.

В этом же 1909 году персональные выставки Мурашко, на которых экспонировались 25 его работ, прошли в Берлине, Дюссельдорфе, Кельне.

В одном из источников я прочел, что в этот «триумфальный год» персональные выставки художника с огромнейшим успехом прошли также в Венеции, Риме и Амстердаме.

1909 год ознаменовался и переменой в личной жизни художника: он женился на дочери киевского нотариуса Маргарите Августовне Крюгер и породнился с семейством Праховых.

Родная сестра жены Анна Августовна Крюгер — художница и скульптор была замужем за сыном профессора Прахова - Николаем. 

Европейская известность не могла не вызвать отголосков и в России. Иметь портрет, написанный Александром Мурашко, стало престижно. Вместе с заказами появился и достаток, а также возможность работать для души, писать то, что волнует. 

В этот период художник с удовольствием пишет сельские картины и портреты крестьян, стараясь передать их душевную чистоту, житейскую мудрость и нелегкую долю.

Осенью 1913 года, в сотрудничестве со своей свояченицей Анной Крюгер-Праховой Мурашко открыл свою собственную художественную школу-студию на чердаке 12-этажного дома Гинзбурга на улице Институтской, просуществовавшую с 1913 по 1917 годы.

«Художественная студия А. Мурашко», как и школа дяди ранее, была очень известна в городе, она собирала в своих стенах талантливую молодежь. Рисунку, живописи и скульптуре в Школе одновременно обучалось до ста человек. 

Юных художников привлекали талант и известность Александра Мурашко, программа, им составленная, его жизнерадостный характер и новые педагогические установки. 

По своей программе она действительно была совершенно новым учебным заведением в тогдашней России. Гипсы, над которыми раньше годами корпели ученики, были почти изъяты из употребления. Уже в младших классах будущие художники начинали рисовать с натуры углем и карандашом: цветы, предметы, овощи. 

В старшем отделении «переходили к рисованию способами масляной краски, фигуры человека обнаженного, а затем и одетого в разные костюмы», штудировали не только живопись, но и анатомию, историю искусств и философию, которые читали университетские профессора.

Живой интерес общественности вызывали вечера «самодеятельного» искусства.

А Мурашко в своих мечтах двигался вперед, он хотел превратить Киев в большой художественный центр и открыть в нем Академию художеств.

Первая мировая война, начавшаяся летом 1914 года, разрушила планы художника, но не уменьшила энергию и настойчивость его деятельной натуры.

В 1916 году Мурашко выступил организатором и основателем Товарищества киевских художников.

Опыт организации творческих сообществ имелся на примере «Нового общества художников» в Санкт-Петербурге, членом которого он был в начале 1900-х.

Мурашко сам разработал устав Товарищества с целью сплотить коллег-земляков и поднять уровень киевских художественных выставок до уровня столичных и европейских. 

В уставе основными целями и задачами значилось: «оказывать как моральную, так и материальную временную поддержку членам товарищества». 

Предусматривалось устроить клуб, Дом художников, членскую платную библиотеку и школу искусств, а как конечную цель — создание Академии художеств. 

«Мне нужна украинская Академия художеств в родном городе Киеве, где столько света, столько красоты»— говорил Мурашко.

О самых последних днях жизни Александра Мурашко рассказал в своих воспоминаниях украинский искусствовед и художник-архитектор Григорий Лукомский. 

В 1917—1919 годах они работали вместе.

Вместе с женой художник возвращался из гостей в свой домик на Лукьяновке. Он не боялся ходить так поздно. У него был пропуск, выданный «Всеиздатом». 

В час ночи к нему подошла компания из трех солдат и заявила, что он арестован, что может жене отдать все, что при нем есть ценного, и что его немедленно должны повести на суд. Почуяв неладное, Мурашко просил, чтобы и жена сопровождала его, но ее насильно заставили идти домой. 

От себя замечу, существует версия, что люди, остановившие художника, были в форме ЧК, и что это были переодетые бандиты.

Гроб с телом убитого художника, накрытый «червоною китайкою», как «труну кошевого» на конкурсной картине, студенты и художественная общественность Киева несли на руках от Академии до Лукьяновского кладбища на руках. 

Источник:http://www.liveinternet.ru/users/2010239/post120422348/