Ивановы Галина и Олег (Цыганские песни и романсы)

Galina and Oleg Ivanov (Gypsy songs and romances)

Изгнание из табора

Испокон веков встреча двух таборов негладко проходила, а если встречались разные племена цыганские, то добра не жди.

На горе свое полюбил цыган племени ловари девушку из племени сэрво. Куда деваться? Пошел парень к вожаку просить его о помощи, да тот и слушать не стал.

– Нельзя цыганский закон нарушать,– говорит.

– Будь проклят этот закон, если он мешает моему счастью,– возмутился цыган.

Зашумели цыгане, заволновались, услышав дерзкие слова:

– Что он говорит, баро?! Как земля носит его, если он думает такое?

– Он один все знает, ромалэ,–поднял руку баро, и все замолчали. –А раз так, то мы ему больше не нужны. Оставим его одного, пусть он узнает, ромалэ, что такое быть одному.

Сказал так баро, и цыгане погрузили свои пожитки на телеги и уехали, оставив дерзкого цыгана на опушке леса.

Оставшись один, цыган долго не мог понять, что же произошло. Он переводил взгляд с кнута, зажатого в руке, на ветви деревьев. Потом он опустился на колени и принялся дуть на погасающие угли костра. Костер не хотел оживать. Испугался цыган. Бросился он вслед за уходящим табором. Цыган убыстрял шаг, задыхался, падал, но, терзаемый страхом, снова вставал и продолжал идти, держа перед глазами узкую колею, оставленную цыганскими повозками.

Лишь под утро, выйдя на берег реки, цыган увидел свой табор, расположившийся на отдых. Недалеко от палаток, на высоком берегу, у горящего костра, одиноко сидел старик и смотрел на тени, мечущиеся по земле.

– Старик,– воскликнул изгнанник,– разве прав был вожак, прогнав меня за то, что я любил? Разве я виноват, что мы из разных племен?

Старик молчал. Он даже не посмотрел в сторону цыгана, а продолжал курить свою трубку и разглядывать отблески костра.

Тогда цыган в бессильной ярости принялся проклинать всех: вожака, осудившего его, погасшее пламя брошенного им костра,цыганку чужого племени, которую он так любит и которая не может ему принадлежать.

– Старик! Ведь ты знаешь, что моя правда, но ты тоже боишься нарушить цыганский закон.

– Ты трижды нарушил цыганский закон, – прервал наконец молчание старик,– ты проклял братьев своих, ты проклял огонь, который согревал тебя, ты проклял ту, которую любишь. Разве не достоин ты той кары, которую наложили на тебя?

– Это несправедливая кара. За любовь не судят!..

– Не за то ты наказан, что любил, а за то, что ненавидишь!.. Ненавидишь...– тихо повторил старик, и нож, сверкнувший в его руке, вошел в сердце дерзкого цыгана.