Рублев Георгий Иосивович 

Rublev George

(1902 - 1975)

Рублев Георгий Иосифович родился в г. Липецке 15 апреля 1902 года. Художник, живописец монументально-декоративного жанра, график, акварелист, педагог, ученик живописца Ф. С. Мелихова. В 1919 году Г. И. Рублев поступил в Липецкую художественную студию. В 1922 году Рублев уехал в Москву для продолжения образования в Высших художественно-технических мастерских, преобразованных вскоре в Высший художественно-технический институт, где его учителями были Л.Бруни и К.Истомин. В течение многих лет при его участии оформлялись общественные празднества, парады и демонстрации. В 1950-х годах Рублев украсил настенной росписью один из клубных залов Московского университета. В 1960-х годах Рублев проектировал и исполнял роспись фасада строящегося в Москве на Крымском валу нового здания Государственной картинной галереи. Им создан величественный орнамент-картуш на стене гостиницы города Азова в честь 900-летия города. Известны его полотна «Рязанский пояс», «Белый кофейник», «Окно мастерской», «Водная гладь» и др. Г. И. Рублев являлся профессором факультета монументально-прикладной живописи Ленинградского высшего художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной. После смерти художника в старых холстах был найден портрет Сталина (1930-е гг.), который, как пишет искусствовед Е.Громов, по обличительной силе сопоставим только со стихотворением О.Мандельштама («Мы живём, под собою не чуя страны…»). В настоящее время картина экспонируется в Третьяковской галерее (искусство ХХ века).

_____________________________

Георгий Рублев принадлежит к первому послереволюционному поколению художников-вхутемасовцев, с именами которых связано формирование новой живописной культуры и художественного сознания 1930-х годов. В их творчестве соединились лучшие традиции дореволюционного искусства, полученные непосредственно из рук учителей; открытиями новой западной живописи и острым чувством современности. Работы этих мастеров отмечены особой изысканностью и тонкостью живописного языка, сосредоточенностью и трепетностью духовного состояния художника, сделавшего свой внутренний мир предметом искусства. Отличительной чертой данного творческого процесса было появление камерного лирического течения, развивавшегося параллельно и независимо от официальной линии. Романтизм восприятия жизни требовал обособления личности художника. Судьба Рублева одновременно и типична, и уникальна. Как многие молодые люди, он приехал в 1922 году из провинции в Москву поступать во Вхутемас. Природная одаренность и страстное желание стать художником определили его выбор живописного факультета и педагогов - известных московских мастеров С.В.Герасимова, А.А.Осмеркина, И.И. Машкова. С самого начала в художественном воспитании Рублева существовало два направления. Первыми учителями на подготовительном отделении были И.Ф.3авьялов из Е.О. Машкевич, а позднее С.В.Герасимов, входившие в творческое объединение "Маковец". Романтическая приподнятость и зкспрессивная заостренность ранних рисунков с оглядкой на искусство старых мастеров - явное свидетельство их влияния. Другое - уроки сезанизма, воспринятые от учителей, художников "Бубнового валета" - А.А.Осмеркина, И.И.Машкова и П.П.Кончаловского, перед которыми Рублев, как и многие его сверстники, преклонялся и общением с которыми дорожил. Однако не меньшее значение, чем непосредственные учителя, имело самообразование, полученное им в музеях и на выставках, в беседах с товарищами. Среди наиболее сильных художественных впечатлений, отмеченных Рублевым в воспоминаниях, были портреты Модильяни, увиденные впервые на выставке современного французского искусства в 1922 году в Москве, и живопись Пиросмани в собрании Третьяковской галереи. Таким образом, уже во второй половине 1920-х годов, будучи студентом, Рублев сформировался в самостоятельного, своеобразного художника, ни на кого не похожего, и, прежде всего, на своего учителя И.И.Машкова, в мастерской которого он занимался с 1925 года и писал диплом. Дипломная картина "Жницы" скорее указывает на преемственность живописной системы Павла Кузнецова (Рублева увлекала гармония тоновых отношений в его полотнах) и влияние декоративных приемов Матисса.

_________________________

Мутанты революции кисти Рублева Авангардист в Третьяковской галерее В Третьяковской галерее открылась выставка к 100-летию Георгия Рублева. В истории русского авангарда появился новый персонаж первой величины, считает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.         Это редкая выставка в стенах Третьяковки, когда в залах довольно ощутимо витает запах совсем больших денег. Суть тут очень проста. На стенах висят работы, которые представляют собой уникальный пласт русского авангарда — 30-е годы. Вещи с безупречной биографией, качество такое, что крупнейшие музеи искусства ХХ века — и Тейт, и Помпиду, и Гуггенхайм — с удовольствием их купят. Четыре работы — на правах визитной карточки в коллекции Третьяковской галереи, а все остальные — пока собственность семьи. В марте этого года умер сын художника, который держал эту коллекцию, и теперь есть пять наследников, которые в принципе готовы к продаже.         Георгий Иосифович Рублев — персонаж с уникальной для авангардиста биографией. Успешный советский художник, дожил до 1975 года. Сталинский монументалист, писал колоссальные плафоны в стиле Тьеполо с безоблачно счастливыми советскими людьми в безоблачных небесах. И — очень умный человек — практически никогда не показывал своих картин. За исключением двух случаев: в 1944 году небольшая выставка в Союзе архитекторов (по военному времени критика была не слишком заметной) и в 1969 году большая персоналка, когда было показано почти все. Но 1969 год — не нынешнее время, тогда статус сталинского монументального художника не позволил высоко оценить авангардизм "для себя", тем более что тогда еще открывали Фалька и Филонова, а вовсе не второй эшелон. Тогда его не открыли. И вот теперь перед нами нетронутый, нераскрученный, свежий классик авангарда с непроданным наследием в 200-300 работ.         Пожалуй, единственное его отличие от других классиков в том, что расцвет приходится на тридцатые годы. Все категории его поэтики сдвинуты относительно ценностей традиционного авангарда. У него нет категорий истины, мессианства, открытия первооснов мироздания, у него нет ни устремленности в будущее, ни призывов к нему, у него есть ощущение абсурда устоявшегося бытия. К классическим художникам-авангардистам он относится примерно как Хармс к Маяковскому.         Ну вот, например, его "Пионерский оркестр" 1930 года. В одной фигуре пионера узнается музыкант из панно Матисса "Музыка", в другой — персонаж из картины Михаила Ларионова. Сначала думаешь: ну вот, вторичный художник, цитаты известных вещей. Чем больше смотришь, тем больше чувствуешь: нет, не цитаты. Они как-то удивительно органично и слаженно поют эту свою пионерскую музыку. Как-то сразу чувствуешь, что вот они и впрямь такие были, эти пионеры 1929 года, это у них такая природа, а не то что художник их так нарисовал.         Такой же его "Участник художественной самодеятельности" 1930 года. Совсем по-ларионовски закинувший ногу на ногу, он сидит на табурете и самозабвенно играет на гармошке, ноги и голова вывернуты, шея покоится на петлицах с неразборчивой желтой надписью, что-то вроде "НКВ". Человек, чувствуется, решительный, военный — то ли в гражданскую намахался, то ли сейчас еще высшую форму социальной защиты осуществляет, а на отдыхе самозабвенно-сладким тенорком выводит: "На Дону и в Замостье тлеют бе-елые кости, над костями шумят ветерки-и-и".         Самая известная работа Рублева — портрет Сталина в кресле (теперь уже в коллекции ГТГ). Сталин сидит в плетеном кресле, опять же закинув ногу на ногу, и читает газету "Правда". Кресло это в вывороченной перспективе подвешено к красному фону, который круглится вокруг кресла, сталинских ног и головы, из этих круглящихся потоков теплого красного у ног Сталина возникает красная же лиса-собака, то ли уютно лежащая, то ли летящая по этому красному воздуху. Центром всего этого вращения оказывается черное лицо Сталина, довольно улыбчивое и даже не страшное, хотя не можешь отделаться от ощущения, что он читает "Правду", которую редактирует Бухарин. Но не палач, скорее восточный кайфуша, приятно покачивающийся в центре теплого кровавого ветерка за чтением газетки.         Рублев совершает какую-то фантастическую метатезу. Он попадает в 30-е годы примерно как Гоген к таитянцам. Конечно, понимаешь, что вот это Гоген, что это его стиль, его художественное видение, но, с другой стороны, все же нет-нет да и подумаешь: Гоген тут ни при чем, просто таитянцы такие. То же ощущение от Рублева. Нет, конечно, это он своим стилем, своим видением так трансформирует мир, но нет-нет да где-то вертится ощущение: да ни при чем он, просто люди такие. Вот энкавэдэшник играет на гармошке. Вот пионеры зачарованно дудят "взвейтесь кострами" в синей пустыне пейзажа. Вот товарищ Джугашвили кайфует в кресле-качалке. Согласитесь, в каждом из этих сюжетов есть какой-то абсурд, какое-то нарушение бытия. Так он их и рисует.         В какой-то момент вдруг понимаешь, что случилось. Он авангардист второго поколения. Авангардисты первого ставили своей целью переделать мир — они и переделали. Вот новые люди, и каждому художнику досталось свое. Мальчик из "Музыки" Матисса стал пионером, ларионовский "отдыхающий солдат" — палачом из НКВ, кинто Пиросмани — товарищем Сталиным в кресле. Им всем хорошо при том, что дела они творят страшные, но это у них такая природа — авангардная. Мутанты революции. Вроде таитянцев.         Мы провели уникальный авангардный эксперимент по изменению природы человека. А это — фиксация результатов данного эксперимента. Уникальные художественные результаты. Больших денег стоят.  Григорий Ревзин http://www.kommersant.ru/doc/356525