В январе 1908 года Лев Толстой получил в подарок от Томаса Эдисона звукозаписывающий аппарат - фонограф. Писатель решил использовать его прежде всего для диктовки ответов на письма. Он говорил, что иногда ему "хочется, прочтя письмо, сейчас же, под свежим впечатлением, ответить на него, а сказать ответ в фонограф легче и скорее, чем писать его на бумаге". Так до нас дошли некоторые письма Толстого не только в письменном, но и в звуковом варианте.
Записи, сделанные на восковых валиках старинного аппарата почти сто лет назад, недостаточно отчетливы. Но сквозь посторонние шумы, которые время наслоило на них, мы все же слышим не только слова писателя, но и интонации голоса, передающие его чувства: удивление, негодование, сочувствие…

Отрывок из статьи "Не могу молчать", начинающийся словами "Нет, это невозможно...", и такие письма Толстого, как письма к А. В.Калачеву и Н. В. Давыдову, выражают протест писателя против полицейских репрессий и массовых казней. Слушая записи, еще в большей степени, чем при чтении текста, понимаешь, что Толстой переживает злодеяния, творимые царским правительством не только как тяжелое общественное бедствие, но и как личную трагедию. Он не хочет и не может оставаться вне этих событий.
Толстой затруднялся в определении жанра своих последних публицистических произведений. 12 января 1908 года он записал в дневник: "Напрашивается то, чтобы писать вне всякой формы, не как статьи, рассуждения и не как художественное, а высказывать, как можешь, то, что сильно чувствуешь". Неоднократные попытки писателя говорить в фонограф, возможно отчасти и объясняются поисками этого необычного жанра, и само название "Не могу молчать" не только название статьи, но и определение этого жанра.