Липгарт Эрнест Карлович 

Ernest Lipgart

(1847 - 1932)

Эрнест Карлович Липгарт (1847—1932) — русский художник и декоратор, работавший по заказам императорской и великокняжеских фамилий. Главный хранитель картинной галереи Эрмитажа в 1906-29 гг.

Происходил из древнего лифляндского рода. Отец, Карл Эдуард Липгарт, — выдающийся коллекционер, благодаря консультациям которого были собраны блестящие коллекции великой княгини Марии Николаевны и братьев Строгановых.

Учился во Флорентийской Академии художеств Историю искусства изучал непосредственно в музеях Германии, Испании, Англии и Италии. С 1877 года выставлял свои картины в парижском Салоне.

Получив заказ от российского императора Александра III на две картины на сюжет о разумных и неразумных женах, в 1886 году привез их в Петербург и остался там навсегда.

Был весьма популярен как декоратор и портретист. Его росписи сохранились во многих петербургских особняках: в Мраморном дворце, дворце великого князя Алексея Александровича на Мойке, 122 (три декоративных панно), в особняке Дервиза, в театре Юсуповского дворца и других. Он же выполнил занавес для Эрмитажного театра. Состоял одним из деятельных членов общества акварелистов с самого его основания. Служил с 1886 по 1896 г. преподавателем декоративной живописи в рисовальной школе Императорского общества поощрения художеств.

Из его произведений следует упомянуть в особенности: картины «Богини, отправляющиеся на суд Париса» (собств. государя императора), «Притча о мудрых и неразумных девах» (также), «Отдых натурщицы» и «Молодая мать», портреты отца художника, ген.-адъют. Рихтера и нек. др.

При ремонте Эрмитажного театра в 1895 году Эрнст Липгарт разработал эскиз, по которому был изготовлен занавес для этого театра.

В 1906—1929 годах исполнял обязанности Главного хранителя картинной галереи Эрмитажа. Сенсационной стала покупка в 1914 г. «Мадонны с цветком» Леонардо да Винчи, принадлежавшей семье Бенуа. Липгарт сыграл роль в атрибуции картины «Апостолы Петр и Павел» кисти Эль Греко.

Оставил мемуары, в которых дан талантливый автопортрет самого Липгарта и эпохи, в которой он жил. По воспоминаниям сотрудников Эрмитажа 1920-х годов, Липгарт «воплощал в себе с редкой цельностью вполне законченную эпоху, которая так же отличается от наших дней, как культура от цивилизации».

_______________________

Е.Соломаха Художник Э.К.Липгарт и его воспоминания Автор этих воспоминаний Эрнест Карлович Липгарт (1847-1932), академик живописи, хранитель картинной галереи Эрмитажа (1906-1929), человек разносторонних дарований. Его имя хорошо известно искусствоведам-итальянистам. Многочисленные статьи по искусству Возрождения, атрибуции и в первую очередь атрибуция Мадонны Бенуа Леонардо да Винчи, снискали ему заслуженную славу как ученому. Его огромной заслугой являются поступления в эрмитажную картинную галерею, сделанные благодаря его стараниям, среди которых можно назвать уже упоминавшуюся Мадонну Бенуа, Похищение сабинянок Тьеполо, Апостолов Петра и Павла Эль Греко, Св. Себастьяна Перуджино, Бегство в Египет Тициана, а также ряда картин из собрания Строгановых и великой княгини Марии Николаевы. Как художник он почти забыт, хотя в свое время был весьма популярен как декоратор и портретист. Его росписи сохранились во многих петербургских особняках: в Мраморном дворце, дворце великого князя Алексея Александровича на Мойке, 122, в особняке Дервиза, в театре Юсуповского дворца и др. Он же выполнил занавес для Эрмитажного театра.

Барон Эрнест фон Липгарт происходил из древнего лифляндского рода, известного с XVII века, и по преданию ведущего свое происхождение от св. Лифарда, жившего в VI веке.

Его детство прошло в родовом имении Ратсхоф в Дерпте (ныне Тарту), где из поколения в поколение собиралась коллекция произведений искусства: Я родился в настоящем музее, в доме, построенном в чистейшем стиле Людовика XVI одним из Липгартов, с такой роскошью, что он разорился на этой прихоти. Весь дом был наполнен слепками с произведений искусства греческого периода и итальянского Возрождения: - вспоминал он. Отец Липгарта барон Карл Эдуард фон Липгарт был хорошо известен в 1860-1870-х годах в Европе своими широчайшими познаниями в области искусства итальянского Возрождения, а также как выдающийся коллекционер. Благодаря его консультациям были собраны блестящие коллекции великой княгини Марии Николаевны, Г.С. и П.С.Строгановых. Искусство в этой семье было культом. Материальное благополучие практически не значило ничего или почти ничего, вполне достаточно было самых простых удобств. Отец охотно бы поселился в лачуге, лишь бы с ним были его любимые вещи и фотографии с произведений любимых мастеров - писал Липгарт.

Под руководством отца он получил образование. И это домашнее образование стоило лучших университетов. Недаром Карла Липгарта считал своим учителем ряд выдающихся европейских историков искусства, в том числе и директор объединенных берлинских музеев Вильгельм фон Боде.

В 1862 году семья Липгартов переехала во Флоренцию, чтобы поправить слабое здоровье сына. Там Липгарт начал серьезно заниматься живописью в частной академии и у жившего в это время во Флоренции немецкого художника Франца Ленбаха. Историю искусства он изучал непосредственно в музеях Германии, Испании, Англии и Италии, что в дальнейшем очень помогло ему, когда он стал хранителем Эрмитажа. Во Флоренции состоялось знакомство Карла Эдуарда Липгарта и великой княгини Марии Николаевны, во многом повлиявшее в дальнейшем на жизнь Эрнеста. Для отца это была дружба до гроба, скажу больше, лейтмотив всей его жизни, - вспоминал Эрнест Карлович. Отец и сын были постоянными участниками вечеров на вилле Кварто во Флоренции, бывали в летней резиденции Марии Николаевны Сергиевке, под Петергофом, гостили у нее в Лондоне. Мария Николаевна оказывала покровительство начинающему художнику, следила за его успехами, помогая заказами и рекомендациями. Для нее он выполнил свое первое монументальное произведение Ариадна и Бахус. Получив заказ от князя Александра Ливена скопировать портрет Карла I работы Ван Дейка, находящегося в Лувре, Липгарт в 1873 году переезжает в Париж.

В этом же году он женится на Флорентине Луизе Жуан (1854-1931), которая послужила моделью для многих его полотен. Этот брак, а также и то обстоятельство, что Липгарт принял католичество, на несколько лет осложнили его отношения с отцом, который лишил его права наследования майоратом в Дерпте и на некоторое время перестал помогать деньгами. Эрнесту Липгарту пришлось самостоятельно зарабатывать на жизнь. Он выполнял заказы на монументальные росписи парижских особняков, писал портреты и иллюстрировал многие парижские журналы и издания, в том числе и Эмиля Бержера, для которых сделал ряд портретов выдающихся современников. Когда отношения с отцом наладились, Липгарт получил возможность продолжить художественное образование в частной академии Жюлиана и у художников Жаке, Буланже и Лефевра, которые оставались его кумирами до конца его дней (из старых мастеров он предпочитал Микеланджело и особенно Тьеполо).

С 1877 года он выставлял свои картины в Салоне, и судя по многочисленным статьям в парижских газетах о его произведениях, которые он тщательно собирал, был принят вполне благожелательно. Благодаря великой княгине Марии Николаевне, которая рекомендовала его как сына своего друга барона Карла Липгарта он сразу по приезде в Париж попал в один из самых модных домов Парижа, салон принцессы Матильды Бонапарт, где собирались самые известные писатели, художники, политики, одним словом - в самый центр законодателей художественной моды. Липгарт был непременным участником и собраний парижского Кружка русских художников. Этот кружок, а точнее Общество взаимного вспомоществования русских художников, было образовано на его глазах - 10 декабря 1877 года. Основание его было приурочено ко дню взятия Плевны. Председателем общества стал профессор живописи А.П.Боголюбов, секретарем - И.С.Тургенев, членами-учредителями М.М.Антокольский, А.К.Беггров, А.А.Харламов и др. Официальным президентом был русский посол в Париже князь Н.А.Орлов. Высочайшим покровителем общества - наследник цесаревич Александр Александрович (будущий император Александр III). Целью общества было сближение русских художников, для чего устраивали еженедельные вечера. Средства общества складывались из ежегодных взносов (не менее 25 франков), из выручки с устраиваемых благотворительных концертов и процентов с проданных картин. Алексей Петрович Боголюбов был инициатором создания общества. Он любил покровительствовать молодым художникам.

Еще до официального образования общества в его мастерской на Рю де Рома на боголюбовские вторники собирался весь русский артистический мир, а также французские художники Бонна, Лоранс, Жером и многие другие. Здесь впервые произошло знакомство Липгарта с русской художественной средой. Многие связи он сохранил и после переезда в Петербург. Благодаря Алексею Петровичу, который преподавал рисунок Александру III и Марии Федоровне, а также часто выступал советником императора по части современной живописи, Липгарт получил заказ от императора на две картины на сюжет о разумных и неразумных женах.

В 1886 году он привез их в Петербург и остался там навсегда. Александр Бенуа так описал его в те годы: Эрнест Карлович был тогда далеко не старый человек, но его впалые и прямо-таки провалившиеся щеки, его изможденное лицо и невероятно тощая фигура, напоминавшая классический образ Дон Кихота, вызывала представление о каких-то долгих годах лишений, о каком-то многолетнем подвиге аскезы. Это не помешало Липгарту со временем пережить многих своих с виду куда более крепких коллег, а усердие его во все времена было совершенно баснословным:С первых же минут беседы Липгарт обнаруживал редкую воспитанность. Это сказывалось и в чуть аффектированном французском (или немецком) говоре, и в том, как он мило коверкал русскую речь. Во всем сказывался подлинный балтийский барон, ein hoechst feiner Herr. В Петербурге Липгарт пишет многочисленные портреты, в том числе и членов императорской семьи, в частности, создает целую галерею портретов императора Николая II. Он оформляет росписями ряд петербургских дворцов, церквей и театров.

В 1906 году он получает приглашение директора Эрмитажа И.А.Всеволожского поступить на службу в Картинную галерею, которую он возглавлял с 1909 по 1918 год. Октябрьскую революцию, перевернувшую всю его жизнь, Липгарт встретил с энтузиазмом. Новый строй, по адресу которого несутся проклятия и презрение, через год-два будет новой религией, новой эрой всего земного шара и тогда, оглядываясь и разбирая минувшее время, нам будет казаться страшным, как люди могли жить в столь душной атмосфере, то же, что мы делаем сейчас, изучая историю крестовых походов, инквизиции и пр., - писал он в июне 1918 года. Одно только смущало его - это чрезмерная жестокость, с которой эти идеи проводятся. В оправдание этого он пишет далее: :но разве наша культура не базируется на костях, разве вы забыли слова церкви смертию смерть поправ, что, убивая животное, мы спасаем себя от голодной смерти, что каждый ваш шаг убивает миллиарды микробов - это закон природы в частности, будем справедливы, что делаете вы, чтобы защитить ваши интересы? Трудно представить, что побудило этого утонченного аристократа, человека высочайшей европейской культуры, который был дружен со многими членами императорских домов Европы, к столь пламенному выступлению. Но, так или иначе, Липгарту в полной мере пришлось испытать чрезмерную жестокость нового строя.

В 1921 году его выселили из собственного доходного дома на Каменноостровском проспекте, в конце этого же года за укрывательство белого офицера в Омске была расстреляна его дочь Мария. Тем не менее он не остался за границей, куда выезжал вместе с женой в 1923 году для продолжения работы над каталогом итальянской живописи. С исключительной преданностью и любовью относясь к Эрмитажу, он продолжает трудиться над каталогом, публикуя одновременно ряд исследований об отдельных памятниках. Материальная жизнь Липгарта стала очень трудной в последние годы его жизни. Эрмитаж неоднократно пытался помочь старому хранителю, обращаясь в различные инстанции с просьбами о материальной помощи, но, судя по количеству этих просьб, не слишком успешно.

В сентябре 1929 года Липгарта, которому исполнилось уже 82 года, уволили из Эрмитажа. Несмотря на мой преклонный возраст, чувствую себя достаточно хорошо, кроме глаз, которых хватает только, чтобы писать и читать, что касается рисунков и живописи, я закрыл лавочку уже два года, - пишет он в одном из писем. После увольнения Липгарт продолжает работать над каталогом итальянской живописи. Последний раз он участвует в Салоне 1929 года. Пробует себя в литературе. В 1929 году он пишет новеллу Бездна, герои которой бельгийский и итальянский художники. Вполне вероятно, что у героев этого произведения, с классическим любовным треугольником и хорошим концом, были реальные прототипы. В 1930 году он создает драму в стихах в пяти актах Бернардино Луини о несчастной любви итальянского художника Луини и Лауры Пелукка. В основу драмы легла статья Л.Бельтрами Бернардино Луини и ла Пелукка, о чем Липгарт сообщает в предисловии. Но в отличие от Бельтрами, который считал эту историю народной драмой, Липгарта привлекла ее романтическая сторона, не характерная для нашего скептического века. Во второй половине 1920-х годов Липгарт садится за написание мемуаров, чтобы поделиться своими чудными воспоминаниями с читателем, если он когда-нибудь будет. В это время в обстановке голода, разрухи, начинающегося террора интеллектуальная жизнь была для людей этого круга, быть может, важнее хлеба.

Выставки, работа над каталогом, обширная переписка с коллегами и, конечно, воспоминания, которые уводили его в столь близкую ему, знакомую и милую его сердцу атмосферу, где он был счастлив, были для него, вероятно, спасательным кругом в море послереволюционного хаоса. Эти воспоминания имеют не меньшую ценность, чем его научные открытия. Здесь в полной мере обнаруживаются его вкусы и пристрастия, его своеобразный юмор, его кредо художника, его человеческие симпатии и антипатии. Это талантливый автопортрет самого Липгарта и эпохи, в которой он жил. Количество мемуарной литературы, изданной за последнее время, огромно, и интерес к ней не ослабевает. Вглядываясь в прошлое, мы пытаемся лучше понять историю и себя в ней. Не надо сердиться на тех, кто пишет о прошлом спешно, допуская неточности. Пробиваясь сквозь все искажающий туман, они не о прошлом пишут, по сути - о настоящем, о том, что осталось от прошлого в памяти. Сердиться на мемуариста - все равно что дуться на фотокарточку за то, что когда-то на ярмарке вы снялись на память в костюме тореадора, боксера, автомобилиста. Что значит: не он, не она? Помимо наших желаний, костюм, бессознательно выбранный, дает представление о модели, - писал Жан Кокто. Так можно было бы сказать о большинстве воспоминаний. Но мемуары Липгарта совсем иного рода. Пожалуй, трудно найти более яркий пример совершенно аутентичной передачи не событий (Липгарт достаточно часто допускает фактические неточности), но самой атмосферы времени и общества, задающего тон всей европейской художественной жизни, законодателя вкусов того времени.. Это отмечали еще современники Липгарта. В.Н.Лазарев писал, что Липгарт воплощал в себе с редкой цельностью вполне законченную эпоху, которая так же отличается от наших дней, как культура от цивилизации.

Липгарт представлял собой как бы живой кусок истории, в воспоминаниях которого оживали Флоренция и Париж шестидесятых - восьмидесятых годов - говорил о нем В.Ф.Левинсон-Лессинг. Как и большинство рукописей Липгарта, они написаны по-французски. Липгарт свободно говорил почти на всех европейских языках, но писать предпочитал по-французски. Русский язык он выучил только вернувшись в Россию. Большая рукопись состоит из двух томов, около 200 листов каждый. В первом томе Липгарт описывает историю семьи, свое детство, жизнь во Флоренции, встречи с крупнейшими историками искусства того времени, кругом русских дворян, живших во Флоренции, и, прежде всего, с великой княгиней Марией Николаевной, которая сыграла большую роль в жизни начинающего художника, путешествия в Испанию, Англию. Второй том, главы из которого публикуются, целиком посвящен Парижу, где началась самостоятельная жизнь Липгарта. Аристократ и художник, русский, как его называли в парижских газетах, и вместе с тем европеец, человек блестяще образованный, он был принят в самых разных слоях общества. Кажется, он бывал везде, во всем принимал участие, был знаком со всеми, сохраняя при этом определенную независимость. Это удивительное свойство Липгарта и его несомненное дарование мемуариста делают его воспоминания универсальным документом эпохи. Здесь бережно, с любовью собраны воспоминания и впечатления автора, суждения и слухи того времени о людях, с которыми он встречался, о событиях в художественной жизни Парижа, в которых он принимал непосредственное участие.

Можно только поражаться его памяти, автор воспроизводит мельчайшие, кажущиеся незначительными, детали происходящего, благодаря им воссоздается обстановка и дух того времени и того круга, где он вращался. В них отражен огромный пласт европейской культуры второй половины XIX века и центр этой культуры - Париж. Именно в Париже происходили важнейшие события артистической жизни, зарождались новые течения в искусстве, происходили главные художественные баталии. Париж особо привлекал художников. Если в Италию ехали учиться у старых мастеров, то в Париж, - чтобы быть в центре европейских культурных событий, завоевывать художественный Олимп. И конечно, предметом вожделения, несбыточной мечтой было выставить свои работы в парижском Салоне. Парижский Салон! Сколько слилось в этом слове для сердца всякого россиянина былого времени. И без того он рвался всей душой вот сюда - на берега Сены, на родину всевозможных кумиров литературы, искусства, истории. Но это влечение становилось мучительным, когда наступала весна, когда у нас на берегах Невы (или Москвы-реки, или Волги) только-только появлялись почки, а здесь, по газетным сведениям и по рассказам счастливцев, стояло тепло, цвели каштаны, а двери Дворца индустрии растворялись настежь, дабы дать многочисленной толпе радость любоваться новонапечатанным художественным творчеством. И как оттуда казалось это зрелище парижской выставки заманчивым!

Каким блестящим и славным! - писал Александр Бенуа. Среди таких счастливцев был и Эрнест Карлович Липгарт регулярно и не без успеха выставлявший свои произведения в Салоне. В своих воспоминаниях он воссоздает обстановку подготовки к выставкам, интриги, связанные с получением медалей, и все то, что было связано с самым значительным в то время явлением европейской художественной жизни - Салоном. Несмотря на появляющиеся выставки независимых и импрессионистов, Салон оставался главным художественным событием года. Интерес к искусству был крайне велик, выставку посещали толпы народа. Салоны были в центре внимания всех газет и художественных журналов. А. де Мюссе, Ш.О.Сент-Бев, А.Дюма, Ж. и Э. де Гонкуры, Э.Золя, Ш.Бодлер, Т.Готье, Ж.К.Гюисманс писали обзоры Салонов, статьи по искусству, защищали новые течения или отстаивали старую школу. Количество участвующих с каждым годом увеличивалось - здесь выставлялись километры живописи. Состав участников был достаточно пестрым: вавилонское столпотворение и анархия тенденций, по выражению Э.Золя. Можно было надеяться получить медаль, рассчитывать, что картину купит правительство для коллекции Люксембургского дворца или пополнения провинциальных музеев, а главное, привлечь внимание публики, в том числе потенциальных покупателей и заказчиков. Липгарт представляет в своих воспоминаниях парад художников (по выражению автора), тогда очень известных, а сейчас практически забытых. Кто, кроме специалистов, сейчас помнит Александра Кабанеля, Жюля Лефевра, Огюста Тульмуша, Поля Бодри, Шарля Маршаля, Джузеппе де Ниттиса, Эрнеста Эбера, Гюстава Жана Жаке, Антуана Валлона, Анри Жервекса, Жана Жака Эннера и сотни других - все они были сметены со сцены волной новых течений: импрессионистов и постимпрессионистов. Но во время, описываемое Липгартом, именно эти художники определяли и диктовали художественную моду. Импрессионисты, которые уже заявили о себе первыми выставками, были тогда малозаметным явлением, скорее из разряда курьезов, поводом для критики, нежели предметом серьезного внимания. Перефразируя Э.Золя многочисленная академическая школа была тем материалом, из которого создавался гений, так как именно в борьбе с ней, а в определенном смысле и на ее основе, складывались и романтическая, и реалистическая школы живописи и, наконец, импрессионизм.

В воспоминаниях отражена целая эпоха во французском искусстве конца XIX века, взгляды и оценки громадного количества художников академической школы, существовавшей повсеместно в Европе и призванной продолжать традиции старых мастеров. Именно поэтому кажущиеся сейчас по меньшей мере неуместными сравнения Липгарта живописи Ж.Лефевра с Леонардо да Винчи, росписей П.Бодри с фресками Микеланджело были в то время в порядке вещей. Отсюда и негодование Липгарта на засилье пейзажистов в жюри Салона, и его неприятие русских передвижников, живопись которых он называл национальным морализирующим искусством, жестоким реализмом и считал антихудожественным и гибельным.

Еще резче Липгарт отзывается об импрессионистах:  "Тогда еще только едва зарождалось царство шарлатанов, как их называл Жюль Лефевр. Это были всякие Писсарро, Моне, Сислеи, но от мерзостей Сезанна мы еще тогда были избавлены. Я познакомился с ним здесь на выставке, организованной бедным Врангелем". Впоследствии, уже будучи действительным членом Императорской Академии художеств, Липгарт обстоятельно изложил свои взгляды на преемственность в искусстве в записке о пенсионерах Академии. В частности, он писал: "Красота тот идеал, который нужен, необходимо нужен. Художественную культуру в живописи можно приобрести только путем изучения мастеров, старых классических мастеров Италии. Италия наследовала божественную искру от Греции, Греция от Египта. Всегда надо опираться на кого-нибудь: нужны традиции, нужно быть сыном кого-нибудь. Это варварство порвать со всем, чем восхищалось все мыслящее человечество, что веками почиталось им, и очень уж самонадеянно построить все заново без всякого фундамента. Франция, шествующая в продолжении двух столетий во главе художественного движения, всегда оставалась в общении с искусством великих итальянских мастеров через свою школу в Риме, которая до настоящего времени охранила ее от темных заблуждений вкуса, приводящих нас в отчаяние на наших выставках, где одни художники попадают под роковое влияние импрессионистов, другие, сохраняя прекрасную технику, создают ужасную обиходную обстановку крестьян, без воздуха, без поэзии, без света даже, который мог бы сделать хоть сколько-нибудь сносными эти безнадежно вульгарные личности".

И все-таки, занимаясь профессионально живописью, находясь в среде художников, разделяя их взгляды на искусство, Липгарт и по рождению, и пообразу жизни был аристократом. Поэтому его мемуары совершенно уникальны, они кардинально отличаются от обычных воспоминаний художников: художественные событияя того времени, Липгарт видит глазами аристократа. Обстановка и язык светских салоновдля него родные. Не случайно свои парижские воспоминания он начинает с описания салона принцессы Матильды. Летиция-Вильгельмина Матильда принцесса Бонапарт, урожденная графиня де Монфор (1820-1904), была дочерью Жерома Бонапарта и Екатерины, принцессы Вюртембергской, и племянницей императора Наполеона I. Когда ее брат ЛюдовикНаполеон в 1848 году был избран в президенты Республики, она играла видную роль при его дворе. После восстановления Империи Матильда была включена в число членов императорской фамилии. В ее особняк на улице де Берри, который она называла драгоценной шкатулочкой, Липгарт попал благодаря рекомендательному письму великой княгини Марии Николаевны. Он пишет о большом сходстве характеров и вкусов обеих своих высокородных покровительниц. К тому же вилла Кварто во Флоренции, где жила великая княгиня, когда-то была собственностью короля Вестфальского, брата Наполеона, и здесь прошло детство принцессы Матильды. Первым мужем принцессы Матильды был князь Анатолий Николаевич Демидов. После развода с ним в 1845 году у принцессы была длительная связь с Альфредом Эмильеном графом де Ньеверкерком (1811-1892), суперинтендантом изящных искусств. Под руководством графа, талантливого скульптора и коллекционера, принцесса начала собирать свою коллекцию живописи. После разрыва с Ньеверкерком она вторично вышла замуж в 1871 году за художника Клодиуса Поплена. Этот брак не афишировался, хотя о нем было известно всем, кто бывал в ее салоне.

В 1850-х-1860-х годах салон принцессы был один из самых блестящих литературных салонов Парижа, здесь собирались самые известные писатели, драматурги, художники, мыслители того времени, многим из которых она помогала. За свое великодушие и щедрость она снискала себе прозвище Notre-Dame des Arts. К началу 1970-х годов, времени приезда Липгарта в Париж, слава этого салона несколько померкла. Салон принцессы, салон литературы и искусства, где звучали изысканные речи Сент-Бева, раблезианское красноречие Готье, соленые словечки Флобера, отточенные остроты моего брата, где в эпоху Империи, ознаменованную упадком вкуса и господством пошлейшего литературного идеала, сыпались как из рога изобилия глубокомысленные парадоксы, возвышенные идеи, тонкие суждения, где то и дело вспыхивали поединки остроумия, - этот салон угасает как фейерверк под дождем, - писал Э. де Гонкур в 1872 году. Тем не менее здесь по-прежнему часто собирались Эдмон де Гонкур, Эмиль Золя, Александр Дюма-сын, Теофиль Готье, Гюстав Флобер, Ипполит Тэн, Анри Мельяк и Людовик Галеви, Эрнест Ренан, Фредерик Массон и многие другие. Портреты многих из них Липгарт впоследствии выполнил по заказу журнала На таких вечерах присутствовали члены разных политических партий, конечно, за исключением легитимистов, сторонников восстановления во Франции законной (лигитимной) династии Бурбонов. Здесь бывали русские аристократы и члены русского императорского дома, среди которых морганатическая супруга Александра II великая княгиня Екатерина Юрьевская, великий князь Константин Николаевич, герцог Н.М.Лейхтебергский. Вспоминая об этих визитах, Липгарт выказывает большую осведомленность об их личной жизни, что вполне понятно, если учесть из какого круга он сам происходил.

Часто посещая особняк на улице де Берри и загородный дом принцессы в Сент-Гратьене, Липгарт был свидетелем и участником многих важных художественных и политических событий. Но, проявляя свойственную ему деликатность, рассказывая о личной жизни своих героев, особенно тех, к кому он испытывал искреннюю привязанность, Липгарт часто говорит намеками. Прежде всего это касается личной жизни самой принцессы, поэтому без некоторых комментариев не всегда понятно, что он имеет в виду. Эта часть его воспоминаний рассчитана на посвященных. Можно найти определенные параллели, а иногда и прямые совпадения воспоминаний Липгарта с дневниками Э. и Ж. де Гонкур и Марии Башкирцевой, так как время, место действия и круг персонажей тот же. Но если Эдмон де Гонкур - писатель и действующее лицо литературных баталий, язвительный, острый на язык критик, а Мария Башкирцева в основном сосредоточена на своих внутренних переживаниях, то Липгарт рассказывает о событиях языком аристократической культуры. Его воспоминания отличаются кажущейся непоследовательностью повествования и отсутствием видимой логики между описываемыми эпизодами. Он легко и непринужденно перескакивает с одного предмета на другой, иногда без всякой видимой связи, как если бы это была беседа в светском салоне того времени. Любопытно, но такую манеру изложения он сохраняет и в некоторых своих научных работах.

Отзвук обстановки и духа аристократического салона того времени угадывается в романах Марселя Пруста. Жан Кокто вспоминает о персонажах этой эпохи (например, о Саре Бернар или Катюле Мендесе, персонажах воспоминаний Липгарта), как о великой тени, за которой тянется пурпурный шлейф августейших руин романтизма. Эти воспоминания приобретают особую ценность сейчас, когда стал возрождаться интерес к художественному наследию конца XIX века. Говоря словами Жана Кокто: Нельзя забывать о феномене обратной перспективы, надо быть всегда начеку: места, события, люди вырастают в наших глазах по мере того, как от нас удаляются. Только разумно дозируя большое и малое, мемуарист достигает сходства. В полной мере это относится к воспоминаниям Эрнеста Карловича Липгарта. Прожив более трети XX века, он навсегда остался в веке XIX, сохранив, несмотря на все перемены и лишения, привнесенные новым строем, идеалы самой высокой классической европейской культуры.

Источник: http://www.nasledie-rus.ru