« Предыдущее фотоСледующее фото »

"Во все время разговора он стоял позадь забора..."

Иллюстрация к «Сказке о царе Салтане» А.С. Пушкина

1904 г.

Билибин Иван Яковлевич

(Рассказ о художнике-сказочнике)


«Три девицы под окном пряли поздно вечерком...»



Акварель, на которой изображен царь Салтан, подслушивающий разговор трех девиц, стоит несколько особняком в цикле иллюстраций к сказкам Пушкина и вообще во всем творчестве Билибина. В ней нашло выражение сочетание таких, как будто бы взаимно исключающих качеств, как лиричность настроения и точность деталей. Билибин не был лириком. В его творчестве с годами проявляется даже некоторый холодок, за который не раз его упрекали критики. Тем интересней проследить, как в книжках, созданных в молодые годы, вспыхивает теплым светом чувство откровенной приязни и любви к своим героям и природе, среди которой они живут.

Выявлять эти чувства Билибин научился далеко не сразу. Отсюда некоторая суховатость первых книжек. Но чем дальше, тем больше доверяет художник своему непосредственному чувству. Это видно при взгляде на рисунок крестьянской девочки на последней странице сказки «Царевна-Лягушка». Рисунок не иллюстрирует сказку. Нарисованный, безусловно, с натуры, он ей сопутствует. Он обогащает цикл иллюстраций к сказке новой тональностью, делает иллюстрации более живыми и реальными.

На фоне самого что ни на есть деревенского пейзажа — забор из тонких березок, папоротник под ногами, вдалеке река — изображена девочка. Она явно позирует столичному, «господскому» художнику,— принарядилась во все чистенькое, праздничное, повязала голову, по примеру взрослых, платочком и замерла, сцепив уже совсем по-бабьи руки. Сложение ребенка, привыкшего к тяжкому физическому труду, настороженный взгляд делают этот образ удивительно достоверным и одновременно трогательным. Нам понятны чувства художника, который приехал в глухую Егну из столичного Петербурга и, заглянув в глаза крестьянской девочки, вдруг осознал глубинное внутреннее родство с нею и со всем окружающим миром.

Так у Л.Н. Толстого в «Войне и мире» Андрей Болконский, размышляя о судьбе подвергшейся французскому нашествию родины, случайно встречается взглядом с крестьянской девочкой, рвущей сливы в опустевшем барском саду, и вдруг с небывалой остротой ощущает и важность ее такой незатейливой жизни, и свою кровную близость с ней и со всем терпящим бедствие народом.

Именно от этого рисунка тянется нить к иллюстрациям к сказке «Белая уточка», с островыраженным в них чувством сострадания к детскому сиротству. От него же тянется нить к девичьим образам в сказках «Марья Моревна» и «Василиса Прекрасная». Конечно, здесь мы видим еще нескладную девочку-подростка, а там расцветших красавиц — «лебедушек». Но это один и тот же идеал работящей, скромной, преданной крестьянской девушки.

От этого же, да и множества подобных ему рисунков с натуры, пошли и те пейзажные фоны, заставки, концовки, рамки, которые художник щедрой рукой рассыпал по всем книжкам серии. В них воссоздается образ русской природы, которая не только окружает героев, но и играет самостоятельную и очень важную роль, придавая всем книжкам особую задушевную тональность.

Билибин складывался как художник в период расцвета русского пейзажа. Картины природы в полотнах Саврасова, Левитана, Серова, Нестерова, Жуковского приобретают в то время особую лиричность. Щемящая, чуть грустная нота определяет их настроение. Как в стихах Тютчева, Фета, Майкова, в музыкальных пьесах Чайковского и Римского-Корсакова. Чувства, которые, казалось, способна выражать только поэзия или музыка, оказались доступными и живописи.

Эта лиричность свойственна и пейзажам Билибина. Он ведь был тогда очень молод, а молодости всегда присуща особая поэтичность восприятия мира. И в лучших иллюстрациях к народным сказкам мы встречаемся не только с реалистической убедительностью пейзажного мотива, но и с редкой для произведений более зрелого Билибина задушевностью.

В пейзажах художник воплощает не мимолетное, а вневременное состояние природы. Медленно разгорается заря, горит, полыхает, заливает лимонным светом неохватные дали. Нет конца-края блеклому небу, застылым лесам, покорным полям.

В последний раз во всей серии «сказок», да, пожалуй, во всем творчестве Билибина, озарится эмоциональным, лирическим светом акварель, иллюстрирующая начало «Сказки о царе Салтане»:

 
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком...
 
А на дворе стоит светлая северная ночь, молодится месяц на заревом небе, уютно светятся маленькие окошки избы, и, грузно проваливаясь в снегу, спешит к крыльцу «царь, стороны той государь».

Рисунок чисто билибинский — лаконичный и узорчатый одновременно. Две точки зрения (сверху на елочку и снизу на фигуру царя) как всегда подчеркивают плоскость рисунка — плоскость книжной страницы. А уж потом разворачивается вдаль пространство, затягивая наш взгляд от елочки, до которой, кажется, рукой подать, в глубину, до теряющейся за горизонтом заледенелой речки.

Светится голубой снег, горят драгоценные одежды царя, прекрасна насторожившаяся тишина зимней ночи — царь спешит к своей суженой. В сцене нет сказочных существ, но дух сказки в ней витает. Он в самой атмосфере, в самом состоянии изображенного мира. Нет ничего труднее и в то же время желанней для художника-сказочника, чем воссоздать атмосферу сказки, не прибегая к помощи ее традиционных персонажей, таких, как Баба Яга или Кащей Бессмертный.

Но в этой акварели есть еще одна особенность, с которой мы раньше не встречались в иллюстрациях Билибина,— это ее удивительная достоверность. В ней нет, что называется, «общих мест». Каждая деталь конкретна, точна. Изба, это уж точно изба — от века жили в таких русские крестьяне: маленькие, чтоб тепло держали, окошки, нарядное крыльцо с коньком, с витыми «дворцовыми» колонками, вдали — распространенная на Руси шатровая церквушка, завершающаяся луковичной главкой, и, наконец, роскошная, с «долгими» рукавами шуба на царских плечах, крытая парчой и бархатом, которые русские цари за золото покупали в Венеции и на «Туретчине»,— это все достоверные приметы Руси. Причем Руси северной — Вологодской, Олонецкой, Архангельской губерний. И при всем том Руси XVII века.

Если в прежних иллюстрациях к народным сказкам Билибин дает общее, часто приблизительное представление о русском народном быте, укладе, то теперь оно поражает точным знанием каждой подробности и каждой детали. Глядя на эту акварель, кажется, что Билибин не придумывал, как это могло быть, а просто знал, как это было. Кажется, что он на фантастической «машине времени» перенесся в любезный его сердцу XVII век и уже там, на месте, срисовал все это с натуры.

По материалам: Семёнов О.С. Иван Билибин (Рассказ о художнике-сказочнике): Очерк.– М.: Детская литература, 1986.–87 с., иллюстрации.

Биография художника

На главную страницу раздела Изобразительное искусство

« Предыдущее фотоСледующее фото »

« вернуться